top of page

Ирина Коробьина

 

               Почему потеря невосполнима

 

         Сон, который снился мне на протяжении долгих лет: зима, холод, вьюга… Я пробираюсь во тьме через какие-то сугробы, хотя вроде и понимаю, что это Масловка… Пробираюсь в Дом Бориса и Алены, как будто именно там нечто очень нужное и важное именно для меня, без чего моя жизнь бледнеет и сохнет на корню…  Интересно, как подсознание показывает нечто, не вполне осознанное и трудно передаваемое словами. Действительно, кухня в квартире дома художников на Масловке, наполовину созданная руками Бориса, была местом счастья много лет… Счастье было тихим и пронзительным. Круглый стол под оранжевым абажуром, чай с неизвестным в советское время вкусом бергамота, бутылка вина или водки, часто не одна, белая посуда - «белье» еще до росписи цветами продавали «на проходной» фарфорового завода… Мы с Мишкой Хазановым приходили «к Бориске и Аленке» и говорили-говорили-говорили каждый раз до глубокой ночи… Говорили о самом важном, конечно, об архитектуре, о своих мыслях, о жизни в себе и вокруг, о проблемах, которые нас волновали в то время.  Сейчас думаю, не будь этих разговоров, я была бы другим человеком… Размышления и открытия, случившиеся на маленькой кухне казались воздухом, которым мы дышали. Мы были друг для друга питательной средой, в которой вместе наращивали «мускулы души».

У Бори в нашей четверке была особая роль – он нес любовь и чувство архитектурного братства…

       Мы познакомились в 80-ые. Журнал "Архитектура СССР", для которого я время от времени писала статьи про самое новое и интересное, в то время переживал подъем – менял структуру, дизайн и обновлял контент. Мои материалы были частью этого обновления. Редакция, возглавляемая в то время А.П. Кудрявцевым, ждала их, особенно для впервые появившейся рубрики «Новые имена». Я, очевидно, была связующим звеном между журналом и молодыми архитекторами, и не только недавними выпускниками МАРХИ, но и довольно широким кругом тех, кто пытался в советском типовом застое создать нечто альтернативное. Идея сделать одним из ее героев Бориса Шабунина принадлежит Хазанову. Тогда-то он нас и познакомил.

К тому времени уже был возведён кинотеатр Саяны – прорыв в потоке типового строительства…

       Кинотеатр САЯНЫ – настоящее явление в советской архитектуре Брежневского периода. Простое точное и безупречное по своей строгой выразительности решение. Диагональный ход пронзает бетонный параллелепипед насквозь. Кинотеатр проницаем. По диагонали лежит внутренний стеклянный фасад, который и фасадом не назовешь – прозрачная стенка отделяет нутро кинотеатра, его интерьер от внешнего пространства, которое также воспринимается как часть интерьера. Жизнь снаружи оказывается по факту внутри кинотеатра, который превращается в общественное пространство, перетекающее из вне и снова в…

       Борис интересно и сложно рассуждал об архитектуре, его мысль была скорее философской, он говорил о связи формообразования с человеческим бытием, часто адресуясь к опыту своих коллег, иногда к мастерам прошлого, к которым относился как к коллегам. В его словах звучало восхищение архитектурой, профессией, жизнью в профессии и глубокое понимание предмета. И он был красив. До сих пор помню первую встречу с Борей в кофейне Дома архитектора на втором этаже – голубоглазый красавец в голубой рубашке, излучавший особую энергию интеллекта и любви. Все это на фоне синей стены с псевдоготическом окном.

       Он сам проектировал историю своей жизни, не раз обозначив перед нами то, что считал едва ли не главным – кем ты являешься, какой ты есть человек, гораздо важнее того, какой ты архитектор. Чтобы понять, что такое жизнь и смерть, Борис, едва закончив строительный техникум, вместо подготовки к поступлению в МАРХИ, работает в роддоме и в морге. Наверное, и этот опыт в дальнейшем проявляется в его архитектуре – она внимательна к мелочам и человечна, как будто поддерживает всякого, кто оказался в зоне ее влияния. 

       Борис – очень хороший архитектор: он чувствовал пространство и умел сообщить ему не только особый смысл, но и заложить в него диапазон ощущений и переживаний будущих обитателей. Офисная башня на Сущевском валу сложная и изысканная геометрическая композиция, будто составлена из разных объемов. Казалось бы простой прием – фасады, разбитые на отдельные плоскости, превращаются в объемы за счет контрастной облицовки очень разными материалами, но каким-то чудом объект становится генератором позитива в унылой среде бывшей рабочей окраины. Административное здание на Рочдельской улице превращает изъяны узкого протяженного участка с изломом и резким падением рельефа в завидные достоинства, позволившие создать экспрессивную композицию в безликом створе улицы. Протяженное многокомпонентное сооружение создает впечатление городской застройки, сложившейся с течением времени. Борис как будто подарил этому месту интересную историю, которой у него, у этого места, судя по всему, никогда не было. На такое способен только незаурядный профессионал…

       Но было и нечто гораздо более важное, то, что катастрофически вымывается из архитектурного цеха, а с уходом Бориса, кажется, и вовсе сошло на нет. Благородство профессии, призванной служить человеку и любить человека, было его естественной потребностью и, видимо, стержнем его личности. Любовь к коллегам, любовь к горожанам, любовь к простым смертным – обитателям города, страны, мира, любовь к жизни во всех ее проявлениях, – возможно, в этом заключалась главная сила Бориса, поднимавшая его над толпой. Думаю, именно это и делало его роль в архитектурном цехе выдающейся.

       «Белая рубашка – деремся на шпагах до первой капли крови»… «Когда тяжело, она играет в саду на виолончели»… «Ее музей в полной нищете, нужно отвезти им еды»…  Эти обрывки Бориных историй и слов, брошенных невзначай, сразу всплывают в памяти, когда я думаю о нем. Легко и естественно для него было поделиться последним с бедствующим, даже если это человек, просто встретившийся на его пути, в нашем понимании, случайный. А для него случайных не было… Помочь тому, кто в беде, поддержать того, кто слабее… И ничем не дать понять свое преимущество. Он прикасался к людям нежно и осторожно, никого ни разу не осудив и не обидев… Такт и деликатность самого тонкого свойства, были присущи Борису, как никому другому. В глазах многих он олицетворял интеллигентность архитектурного цеха, неслучайно был назначен возглавлять комиссию по профессиональной этике. А еще его всегда отличало очень точное ощущение собеседника, партнёра, сотрудника, товарища… Разговаривать с ним было счастьем – от него всегда исходил искренний интерес к тебе и он точно попадал в унисон с твоей мыслью, даже когда он не разделял ее.

       Удивительное дело, когда я предложила Борису сделать сюжет о нем в моей ТВ программе «Архитектурная галерея», он тут же настоял на новом формате. Программа представила портрет современного архитектора, намеренно ускользающего от фокуса общественного внимания, что оказалось довольно точным выражением его особенной личности. Боря сел за руль и провез меня со съемочной группой по своим любимым московским объектам. У каждого мы останавливались и записывали его мысли и об этой архитектуре, и о его творческих поисках, удивительным образом так или иначе с ней связанных. В сюжет вошли и отрывки нашего разговора в машине, когда мы обсуждали то, что видели за окном…

Теперь это материалы видеоархива… Для меня и, думаю, для всех, кто знал Бориса, они бесценны…

       Удивительным образом с этой историей, случившейся чуть не двадцать лет назад, рифмуется наша последняя встреча… Звонок Бориса: «Ирина, что делаешь? Не хочешь покататься?» Поехали смотреть Скокановский квартал на Шаболовке, потом Николаевское общежитие после реновации, затем Садовые кварталы. Мы подробно обсуждаем эту архитектуру, созданную нашими друзьями и коллегами, и полностью совпадаем в оценках. Потом Боря помогает мне «по хозяйству» – едем куда-то на окраину, на склад, куда мне доставили дизайнерский свет для нового дома. Нужно выбрать один из двух крутых светильников… Я колеблюсь… Боря говорит: «А что тут думать, бери «архитектурный». Теперь, когда включаю свет, каждый раз слышу его голос…

       Как-то в прошлой жизни мы гуляли на Динамо и говорили о смерти… Боря сказал: "Вот я уйду первым и буду помогать вам оттуда…" Тогда это казалось шуткой и впереди была бесконечность… Теперь, думаю, он в ноосфере продолжает свой духовный труд любви, удерживающий наш земной мир от распада.

bottom of page