Дмитрий Карелин

 

С каждым из нас в каждом проекте он пытался пройти наш собственный путь

 

Концепция преподавания в его группе всегда очаровывала студентов, хотя мы не понимали почему, было много моментов, вежливость, интеллигентность, отсутствие прямого давления и огромное уважение, очень глубокие познания и умение интересно рассказывать. Одна из моих одногруппниц Анастасия Батова, очень коротко и емко сформулировала то, как Борис Александрович общался с нами во время занятий: он вежливо и деликатно поднимал нас на свой уровень, где уже и начиналась дискуссия, которая могла быть жесткой, но всегда профессионально и об архитектуре. Наверное, самое важное в этом то, что в основу работы над проектом всегда бралась идея, происходившая из желаний студента, его неосознанного эскиза и вербально высказанного пожелания, какой-либо проблемы, которую он поставил во главу угла в проекте, например, влияние хода солнца и освещения на то, как выглядит архитектура. Во главу угла Борис Александрович неизменно ставил метафору как способ поиска образа, да вообще самого себя, в архитектуре, что для него очень тесно было связано с поэзией. Однако с каждым из нас в каждом проекте он пытался пройти наш собственный путь поиска себя в архитектуре, что позволяло найти в себе мотивацию создавать что-то новое, что-то свое. А огромное количество информации, которую нужно освоить, или технических проблем, которые нужно решить в каждом проекте, давались намного проще, с юмором и иронией, так как в целом ты делал что-то важное и родное для себя. 

Борис Александрович мог быть очень тверд и убедителен в отстаивании своей точки зрения о проекте и о том. как его надо делать, но он никогда не делал это напрямую, ссылаясь на свой авторитет и статус. Вместо этого он всегда пытался убедить, использую множество аргументов, противостоять которым было почти невозможно, и в итоге мы все почти всегда сдавались, но сам процесс этого общения лично мне дал очень многое, что я начал осознавать лишь после 10 лет преподавания в МАРХИ. Мне кажется, что это связано с его подсознательным желанием ни в коем случае не воспроизводить на нас "насильственную" концепцию обучения в школе (с заучиванием, оценками и страхом ошибиться), которая травмировала его самого в детстве. Это хорошо сочетается с тем фактом, как тяжело ему самому было работать с талантливейшим, но тираничным Ильей Чернявским, и как прекрасно он вписался в коллектив демократичного Виктора Лебедева. Одной из важных мыслей, которые были донесены до нас за четыре года обучения, это субьективность и неважность поставленной им же самим оценки, так как преподаватели МАРХИ могут оценить одним образом, другие люди, да и сама жизнь - совершенно по-другому. Это позволило многим из нас достаточно спокойно относится в дальнейшем к любым профессиональным оценкам, каждый раз пытаясь лично для себя понять, что удачно, а что нет, и что в итоге ты сам себе единственный, самый строгий и пристрастный судья. Еще очень важным мне кажется то, что, несмотря на очень широкую свободу поиска и данную нам свободу концептуального мышления, в работе над любым проектом он всегда доказывал нам, что цель нашей работы - это реализованный проект, а в случае со студенческой работой это "иллюзия реализованного проекта", а концептуальность никогда не могла быть поводом делать то, что не сможет быть архитектурой.